Кубинский зал - Страница 103

103

Из спальни вышла Элисон. На ней был длинный шелковый халат.

– Доброе утро! – приветливо окликнула она меня.

– Привет.

Она подошла ко мне сзади, обняла. Я обернулся. Элисон улыбалась, но глаза ее смотрели испытующе, ища признаки гнева или холодности, с помощью которой я мог бы попытаться отплатить ей за вчерашнее. Не стоит злиться на нее, сказал я себе. Элисон ни при чем. Это просто одиночество – ее и мое. Во всем виновато только оно одно.

– Какие же все вы, мужчины, одинаковые!…

– Все?!

– Ну, почти все.

Я хмыкнул:

– И в чем мы одинаковы?

Она пожала плечами:

– И что вас так тянет к этому окну?…

Ну конечно, подумал я, в мгновение ока припомнив все свои догадки и подозрения. Конечно, он тоже стоял здесь и смотрел на освещенные окна в доме напротив. И именно поэтому он позволил тебе думать, будто ты его интересуешь. На самом деле ему нужна была вовсе не ты. Ему нужно было только подняться в твою квартиру, чтобы смотреть в твое окно на юную Салли Коулз.

7

Через четверть часа я уже покинул квартиру Элисон, размышляя о том, что беспокоит меня больше: подлинные мотивы, стоявшие за ее предложением поехать к ней домой, или тот факт, что семья Коулз живет, оказывается, буквально напротив нее. Элисон заметила – не могла не заметить, – что я смотрю на девочку, и, пытаясь найти этому какое-то объяснение и успокоиться, намекнула, что Джей делал то же самое. Но я ничего не мог ей ответить, ничего не мог объяснить; я только взглянул на нее, глупо улыбнулся и, отвернувшись, снова стал смотреть на дом напротив.

На Элисон мое молчание подействовало как удар по лицу. Она отступила на два шага назад и подняла руки к груди, будто защищаясь. Взгляд ее сделался беспокойным, встревоженным. Почему, казалось, спрашивала она, двое разных мужчин, которые приходили к ней, почему оба так интересуются девочкой-подростком, живущей напротив? На мгновение мне даже показалось, что Элисон готова броситься к телефону и вызвать полицию, но она не двинулась, словно парализованная внезапным холодом. Я, впрочем, был потрясен не меньше. Мне вдруг открылось, что на самом деле Элисон и я – совершенно чужие друг другу, случайные люди и единственное, что нас объединяет, это странная навязчивая идея Джея Рейни, для которого мы были марионетками, картонными фигурками в театре теней. Я чуть не сказал Элисон, что девочка приходится дочерью одному из арендаторов Джея и что он, похоже, одержим ею, но сдержался. Она, однако, поняла, что мне что-то известно.

– Кто эта девчонка? – спросила она. – Ты знаешь – я по лицу вижу.

Я взял со стула куртку и, сунув руку в карман, зажал в кулаке бейсбольный мяч с подписью Дерека Джитера.

– Мне пора, Элисон.

Ей не понравился мой нарочито спокойный тон.

– Что происходит, Билл? В чем дело?!

Но я ничего не сказал – я просто не мог. «В чем дело?…» Ах, если бы я сам это знал!… Стиснутый телами служащих, ехавших в этот час из пригородов на работу, я раскачивался в вагоне подземки и никак не мог решить, что беспокоит меня больше: требования Г. Д., претензии Марсено или история с Салли. Глубоко уйдя в эти размышления, я пришел в себя, только когда поднялся наверх и оказался в каком-нибудь квартале от собственной квартиры. И тут меня как молнией ударило – я вдруг вспомнил, что сегодня у меня назначена встреча с Дэном Татхиллом. Он был единственной ниточкой, связывавшей меня с прежней жизнью, и мне хотелось сохранить эту связь. Сейчас приду домой, решил я, приму душ и постараюсь взять себя в руки, а за обедом потихонечку прощупаю Дэна насчет работы.

Подумав об этом, я поплотнее запахнул куртку на груди и ускорил шаг, но не успел я дойти до угла, как навстречу мне попался какой-то старик в очень эффектном шелковом галстуке, поразительно похожем на тот, который Джудит подарила мне на Рождество много, много лет назад, когда я еще не таскал по ночам замороженные трупы и не спал с женщинами, балдевшими от ядовитых китайских рыб. Старик был одет в вязаную шерстяную шапочку и старую куртку армейского образца, но в глазах его светилось такое деятельное торжество, словно все его карманы были набиты военной добычей. Красный шелковый галстук выглядел на нем как минимум нелепо, и сама эта нелепость должна была подсказать мне, что произошло.

Свернув за угол, я сразу увидел перед подъездом своего дома оживленную толпу бродяг, офисных клерков и рабочих со швейной фабрики. Несколько человек дрались над большой кучей мусора, вываленной почему-то прямо на тротуар. Кто-то подогнал грузовичок и охапками швырял в кузов одежду и другое домашнее барахло. Я подошел ближе. Разбросанные по асфальту вещи были очень похожи на… мои. Машинально я поднял голову, чтобы взглянуть на окно своей квартиры. Но окна не было. И оно было не просто разбито – кто-то буквально вынес его вместе с рамой и стеклами, которые валялись теперь внизу.

Я бросился бежать и в несколько прыжков взлетел по лестнице на свой этаж. Дверь моей квартиры была распахнута настежь и висела на одной петле, замок выломан. Зрелище было настолько ошеломляющим, что я даже не сразу поверил, что это случилось со мной. Не может быть, чтобы это была моя квартира, думал я; должно быть, я по ошибке попал не в свой дом или поднялся не на свой этаж. Они – кем бы они ни были – постарались на славу, не оставив мне ровным счетом ничего. Выбив оба окна, они вышвырнули на улицу кровать, столы, стулья, одежду, кастрюли и сковороды, мою старую теннисную ракетку, которой я не пользовался уже бог знает сколько времени, чековую книжку, банковские извещения, документы о разводе, продукты из холодильника, банные полотенца, половички, подушки, компакт-диски, бутылочки с моющими средствами, стереопроигрыватель, носки и прочий никчемный хлам – спутник никчемной жизни.

103