Но у Джея еще оставались вопросы. Как, спросил он, этот человек может считать себя отцом, если… Я встречалась с ним раз или два прошлым летом, перебила Элайза. О'кей? Он специально приезжал в Штаты, чтобы навестить меня. И вы были близки, с замиранием сердца спросил Джей. Да, был ответ. После того, как ты познакомилась со мной? Нет, твердо ответила она, не после, а незадолго до этого, но ребенок все равно от тебя. Почему ты так уверена, спросил Джей. Потому что сразу после нашей с Дэвидом встречи у меня начались месячные, сказала она. Я переспала с ним раз или два, потом у меня начались месячные, и Дэвид улетел в Лондон. И тут мы с тобой встретились, переспали вместе несколько раз, и – готово дело. Должно быть, с тобой я была не слишком осторожна, добавила Элайза. Но ты уверена, снова спросил он. Да, Джей. я уверена. А потом, продолжал допытываться он, когда ты вернулась в Лондон?… Разве ты больше не спала с ним? Спала, ответила Элайза, но позже, когда поняла, что беременна. Да?… Да. подтвердила она. Именно по этой причине я решила переспать с ним как можно скорее. Ты… знала? Но как?! – удивился он. Это можно почувствовать, объяснила она. Ты чувствуешь это в груди, в других местах – везде. Время почти совпадало, сказала Элайза, и Дэвид решил, что девочка просто родилась чуть раньше положенного срока.
Пожалуйста, взмолился Джей, не лги мне. Скажи – от кого у тебя ребенок?
Салли – твоя дочь, ответила Элайза. Клянусь.
Джей посмотрел на младенца в коляске. Я хочу подержать ее, сказал он, я еще никогда не держал на руках младенца. Элайза помогла ему взять спящую девочку из коляски, и Джей положил ее к себе на плечо. Девочка казалась неправдоподобно маленькой и легкой.
Это Салли. Я назвала ее в честь своей бабушки, объяснила Элайза. А Джей разглядывал крошечный носик, маленькие глазки, длинные реснички, и они казались ему верхом совершенства. Салли, его дочь… Это он помог ей появиться на свет, помог зародиться этому крошечному живому комочку, от тепла которого у него болезненно сжалось сердце. Джей устроил ее поудобнее и вдруг почувствовал, что успокаивается; подбородок его сам собой опустился и коснулся пушистой головки, а глаза затуманились. Глядя на них, Элайза расплакалась; потом проснулся и ребенок и сразу же стал вытягивать губы, ища грудь, и Джей вернул девочку матери. Элайза села на скамейку и стала кормить дочь, и Джей, увидев ее огромную, полную молока грудь, внезапно почувствовал острое желание. Торчатций материнский сосок, сочащийся молоком и самой жизнью, показался ему донельзя эротичным и возбуждающим.
Она правда моя? – снова спросил он.
Да, твоя, ответила Элайза, и я могу это доказать. У Салли точно такая же, как у тебя, шишечка в ухе. Ты имеешь в виду тот странный хрящик, спросил он. Вместо ответа Элайза протянула руку и провела кончиком пальца вдоль внутреннего края его левой ушной раковины, где прятался маленький круглый хрящ. В правом ухе у него тоже был выступ, но он был меньше по размеру, и Джей протянул руку к левому ушку девочки. И хотя оно показалось ему невероятно мягким, все же он сразу нашел такую же, как у себя, шишечку.
Да, такие же рожки, как у тебя, сказала Элайза и улыбнулась. По-моему, вполне достаточное доказательство, верно?
– Мое левое ухо, – сказал сейчас Джей и сел на койке. – Пощупай его.
– Ты хочешь, чтобы я потрогал твое ухо? – уточнил я.
– Ну да!…
Я вытянул руку и осторожно коснулся мочки его уха. Набухшая вена на виске Джея была нацелена ему в глаз точно стрела.
– Чувствуешь? Маленький круглый хрящик…
– Нет.
Он перехватил мою руку и направил в нужное место.
– Вот.
Я сразу понял, что имел в виду Джей. Под кожей у него действительно был какой-то конический вырост, похожий не то на сосновую шишку, не то на пробивающиеся рожки козленка.
– Ты видел ребенка после этого? – спросил я.
– Ни разу.
– Что же ты предпринял?
Джей сказал, что с тех пор он взял за правило как минимум раз в месяц проезжать на велосипеде мимо дома Элайзы – то ли для того, чтобы помучить себя, то ли чтобы не забыть, а возможно, и для того, и для другого. И одним ясным апрельским днем он увидел, что все деревянные части фасада выкрашены ярко-голубой, лазурной краской; ставни, карнизы, дверь – все. Быть не может, подумал Джей, зачем было портить такой уютный коттедж? Он был уверен, что раскрасить так дорогой старинный дом могли только иммигранты – турки, арабы и кто-то, кто понятия не имеет о… И вдруг он понял. Семья Кармоди снова уехала, на этот раз – навсегда. Они продали дом и перебрались на другое место, а это означало – что-то случилось.
Он развернул велосипед и медленно поехал в противоположном направлении. Черт возьми, думал Джей. я обязательно должен выяснить, в чем дело.
Остановился он у соседнего дома, где блондинка лет тридцати, опустившись на колени возле розовой клумбы, заделывала в землю золу из очага.
«Простите, – сказал Джей, – можно задать вам вопрос?»
«Слушаю вас», – ответила блондинка и посмотрела на него, прикрывая рукой от солнца глаза.
«Я старый знакомый семьи Кармоди, – сказал Джей. – Они что, переехали?»
«Да, – сказала она. – Переехали. Так жалко!…»
«Но почему они переехали?!»
Должно быть, в его голосе прозвучало такое неприкрытое горе, что блондинка поднялась с колен.
«Они не могли больше здесь оставаться, – сказала она, стряхивая землю с совка. – Должно быть, это из-за бизнеса или чего-то в этом роде».
Джей пробормотал что-то в знак благодарности и долго стоял, глядя, как на асфальт ложится пыльца деревьев. Потом он снова вернулся к блондинке.