Кубинский зал - Страница 134

134

– А с отцом ты поддерживал какие-то контакты?

– Нет, почти нет.

– Твоя мать так и не объявилась?

– Отец как-то сказал мне: он, дескать, абсолютно уверен, что она вернулась в Техас к этому старому скряге – своему папаше. И мне пришлось решать, хочу ли я отправиться в Даллас или Хьюстон, чтобы искать ее там, или предпочту остаться в Лондоне.

– И ты конечно же остался – ведь ты ждал там Элайзу.

Да, сказал он, конечно. В глубине души Джей действительно ждал ее возвращения, ждал всегда. Но теперь у него появились деловые контакты, позволявшие проследить точное местонахождение Дэвида Коулза и его семьи; на приемах и презентациях он даже встречался кое с кем из его ближайших коллег. И вот однажды Джей узнал, что Дэвид вернулся в Лондон.

– Я разыскал его новый офис и проследил до дома. На всякий случай я надел шляпу с широкими полями и солнечные очки, но эта предосторожность оказалась излишней, В лицо он меня не знал – я никогда с ним не встречался, а Элайза, я уверен, ничего не рассказывала ему обо мне. Он понятия не имел о моем существовании! – Джей покачал головой. – Жил Дэвид в очень симпатичном коттедже в пригороде Лондона: высокая живая изгородь, мансардная крыша, створчатые окна. Как видно, в Токио он заработал неплохие деньги. Несколько дней я следил за этим домом и наконец увидел Салли. Ей уже почти исполнилось семь, и она была точной копией Элайзы – те же волосы, ноги, глаза. Разумеется, сейчас она еще больше похожа на мать, когда той было двадцать. Сходство просто поразительное, я бы даже сказал – сверхъестественное, но даже тогда мне было больно смотреть на нее. Когда я увидел ее, это меня едва не прикончило. Это была моя дочь, Билл! Моя дочь!… А потом…

Он вдруг замолчал.

– Что – потом?

– Потом она погибла.

– Элайза?

– Да. Она ехала в машине, с мужчиной.

– Произошла авария?

– Он гнал слишком быстро и неосторожно. Их «ягуар» перевернулся; крыша смялась в лепешку.

Час от часу не легче! Я не знал, что ему сказать, о чем спросить.

– Этот парень выжил, – сообщил Джей ровным голосом. – Гребаный придурок!… Впрочем, от него не много осталось.

– Кто… кем он приходился Элайзе?

– Они были знакомы давно. В тот вечер они на большой скорости возвращались из пригорода в Лондон – вот все, что мне удалось узнать.

– Но кем он был для?…

– Не знаю. Он вращался в тех же кругах, что и ее муж – в мире финансов, банков, крупных корпораций. Я проверял – он и в Японии работал примерно в то же время, что и Коулз. С Элайзой они были почти ровесниками.

– Думаешь, они спешили вернуться в город после свидания?

– Возможно, но… Трудно сказать наверняка. Элайза была на это способна – ведь именно так она забеременела Салли.

– У всех есть свои секреты.

– Да. – Джей кивнул. – У всех и у каждого. На похороны я не пошел – просто не смог. Хотя, конечно, мне следовало бы пойти. Непростительно с моей стороны, но я ничего не мог поделать. Я просто разваливался на куски, Билл! Похороны были назначены на вечер воскресенья, а я… я в это время валялся без чувств в квартире одной знакомой девицы.

Джей внезапно встал, словно желая поскорее отделаться от своих горьких воспоминаний, и, шагнув к холодильнику, открыл дверцу. Вытряхнув на ладонь три таблетки из какой-то бутылочки, он проглотил их и снова повернулся ко мне.

– Это было начало конца… – пробормотал он.

– Что ты хочешь сказать?

Джей хотел сказать, что больше не мог оставаться в Лондоне. Он не мог там жить, не мог работать, не мог функционировать. Бросив работу, он вернулся в Нью-Йорк. Экономический бум пошел на спад, но ему хватило денег, чтобы арендовать ту самую квартиру, где мы сейчас сидели. Несколько позднее Джей нашел место в риелторской фирме и некоторое время занимался перестройкой старых домов из песчаники в лучших бругслинских районах. Это продолжалось до тех пор, пока, проснувшись однажды утром, Джей не почувствовал, что ему не хватает воздуха. Нет, он еще не задыхался, просто ему отчего-то дышалось тяжелее обычного. «У вас падает жизненная емкость легких, – сказал ему врач. – К сожалению, она будет сокращаться и дальше».

И Джею пришлось использовать кислород.

– Я старался обойтись без этого как можно дольше, – сказал он мне. – Я знал, что организм очень быстро привыкает к кислороду и начинает требовать его все больше и больше. Как правило, я чувствую себя совершенно нормально, но стоит мне переработать, утомиться, и мне сразу становится худо. Впрочем, ты и сам видел это тогда, на ферме. В ту ночь я исчерпал все резервы и едва не откинул копыта.

Когда Джею исполнилось тридцать, тело стало подводить его все чаще и чаще. Джей замечал это по множеству мельчайших признаков. Он не мог подняться по лестнице так же быстро и легко, как когда-то. Порой его губы без всякой видимой причины приобретали синюшный, как у утопленника, оттенок, а кончики пальцев немели. С некоторых пор ему пришлось специально думать о том, чтобы дышать. Здоровому человеку трудно себе это представить, но он-то не был здоров, он был болен, и естественное после тридцати сокращение жизненной емкости легких привело к тому, что у не то развилась стариковская одышка. Человек появляется на свет с легкими, объем которых чуть не вдвое превышает необходимую величину. Именно за счет этого запаса люди могут жить с одним легким, и именно поэтому курильщикам, умирающим от эмфиземы, требуется так много времени, чтобы перейти в мир иной. Но когда совокупный объем легких падает до тридцати – сорока процентов от обусловленного наследственностью и физической подготовкой максимума, начинаются проблемы. Дыхание становится затрудненным, легкие не успевают освобождаться от мокроты, которую сами же вырабатывают. У Джея, как сказал ему врач, специалист по легочным заболеваниям, жизненная емкость легких была такой же, как у мужчины, который курил шестьдесят или семьдесят лет подряд – или как у старика, который никогда не курил и ухитрился дожить до стодвадцатилетнего возраста.

134