Кубинский зал - Страница 136

К оглавлению

136

– Но ты должен был выяснить, как она выглядит. Да и уточнить некоторые детали тоже не помешало бы!…

Джей расхохотался:

– Все необходимые сведения мне предоставил консьерж. Это обошлось мне всего в сотню баксов.

– Хотел бы я знать, как тебе удалось его уговорить! Вернее, как он на это пошел…

– Очень просто. Я сказал ему, что я из полиции и должен проверить одного из знакомых мисс Спаркс.

– У меня сложилось впечатление, что знакомых у нее порядочно.

– То же самое сказал мне и консьерж; именно тогда я окончательно убедился, что мой план сработает. Я проследил за ней и выяснил, что она почти каждый день завтракает в одном и том же кафе неподалеку от своего дома. Остальное было делом техники: хороший костюм, газета, столик неподалеку…

– Вы двое часто встречаетесь?

– Не сказал бы. Иногда я захожу к ней по вечерам.

Он пожал плечами с таким видом, словно тема ему наскучила, а я понял, почему Элисон так легко на него запала. Безразличие, с которым он относился к ней, каким-то образом интриговало и возбуждало ее, быть может – заставляя Элисон чувствовать себя маленькой девочкой, имеющей чересчур сурового отца. Интересно, подумал я, принимала ли она рыбу, когда была с ним? Учитывая, как редко рыба поступала в ресторан, это казалось мне маловероятным.

– А как у тебя сейчас со здоровьем? – спросил я.

– Ты имеешь в виду, насколько я близок к смерти?

– Я знаю, насколько ты близок к смерти, Джей.

– Знаешь?

– Как я уже сказал, твой объем форсированного выдоха составляет сейчас что-то около тридцати пяти процентов.

Джей улыбнулся:

– Я всегда знал, что ты хороший юрист, Билл. Только хорошие юристы умеют так докапываться до правды.

Я пожал плечами.

– Но не отличный юрист, Билл.

– Почему?

– Потому что сейчас мой ОФВ составляет двадцать четыре процента. – Джей слегка кашлянул, словно для того, чтобы подтвердить свои слова.

– В таком случае ты должен лежать в кислородной палатке.

– Вероятно.

– Тогда почему…

– Мне нужно слишком многое успеть, Билл. – Он снова взял в руки кислородную маску и припал к ней, закрыв глаза, словно к живительному роднику.

Он собирается встретиться с Салли, понял я. Его стремление хоть изредка видеть дочь превратилось в желание лучше узнать ее, поговорить с ней. Именно это стало его главной целью, центром его вселенной, вокруг которого вращались теперь все его мысли и надежды. И чем больше Джей узнавал о Салли, тем сильнее его тянуло к ней. Ее телефонные разговоры с отцом, несомненно, были для него утонченной пыткой. Но таков уж характер каждого мужчины: ему всегда хочется того, что он не может получить, и Джею, когда он слышал в отводной трубке невинное щебетание ничего не подозревающей Салли, стало со временем казаться, что раз он зашел так далеко, для него вообще нет ничего невозможного. И не исключено, что он был не так уж не прав. В тот день в стейнвеевском магазине, когда Джей стоял позади кресла дочери и, почти касаясь ее плеч кончиками пальцев, глядел на ее блестящие, расчесанные на пробор волосы, он пережил своего рода триумф, который убедил его: он еще не до конца утратил связь со своим прежним «я» и – пусть частично – сохранил в себе былую энергию, юность, задор и невинность. То, что Салли в свои четырнадцать поразительно напоминала двадцатилетнюю Элайзу, тоже могло быть для него источником сладостной муки, ибо во внешности дочери Джей видел разом и свое прошлое, и будущее. Пусть мать девочки была потеряна для него навсегда, зато здесь, перед ним, был живой и здоровый ребенок – его ребенок, в силу обстоятельств лишившийся сначала одного, а потом и обоих естественных родителей. Как он мог не потянуться к ней, как мог отвернуться и не посмотреть на нее, а посмотрев, не смотреть скова и снова?… Любой отказ от этого простого и вместе с тем могучего желания означал для Джея смерть в высшем, абсолютном смысле, – смерть, которая стала бы продолжением гибели Элайзы и предвестником его собственной скорой физической кончины. Да и кто мог отказаться увидеть свое собственное дитя? Я сам, не помню уже, сколько раз с трудом подавлял желание бросить все и ближайшим же рейсом вылететь в Сан-Франциско, взять в тамошнем аэропорту машину помощнее и въехать на ней прямо в новенький особняк Джудит, где бы он ни находился, – высадить капотом ворота, взломать двери и, взбежав по лестнице в спальню Тимоти, прижать сто к себе. То, что я так и не сделал этого, лишь доказывало мою слабость и нерешительность, и я вдруг подумал, что как раз сейчас, в этот самый момент. Джей своим примером учит меня чему-то очень важному, что необходимо каждому человеку, чтобы не потерять своего единственного ребенка. И я, кажется, начинал понимать: чтобы этого не случилось, нужно быть немного сумасшедшим, нужно слепо и безоговорочно верить, что искупление все-таки возможно.

И. едва подумав об этом, я почувствовал, как мое горе, моя тоска, обволакивавшая меня точно ледяной панцирь, трескается и разваливается на куски и я начинаю сознавать, что Тимми нужен мне как воздух, что больше всего на свете я хочу вернуть его и что я добьюсь своего, чего бы это ни стоило.

Вот почему в тот вечер, когда Джей рассказал мне свою историю, я не стал судить его слишком строго. Мне было немного страшно за него, но чистота его намерений не могла меня не восхитить. Все его хитрости, его ложь и кажущееся коварство служили самой благородной цели, какую он только мог перед собой поставить. Джей строил мост через пропасть, разделившую отца и дочь, и я мог только аплодировать его мужеству и упорству.

136