– Да ладно, ребята, – сказал я. – Хватит шутки шутить. Отпустите меня.
– Мы исполняем приказ.
– И все-таки мне кажется, вы схватили не того человека.
Человек справа от меня что-то пробормотал себе под нос и, вместо того, чтобы прямо здесь, в машине, разнести мне башку выстрелом (впрочем, если подумать, это было только логично – ведь потом кому-то пришлось бы убирать разлетевшиеся по салону кровь и мозги), включил в телевизор, вмонтированный в консоль перед нами. Телевизор был настроен на канал новостей Си-эн-эн, и некоторое время мы молча смотрели краткий обзорный репортаж о событиях на Ближнем Востоке.
– Они там ни хрена не поняли, Дэнни, – проворчал тот, что сидел слева. – Забыли сказать, кому на самом деле принадлежит вся эта долбаная нефть.
– Мой двоюродный брат участвовал во второй войне в Заливе. Он говорит…
– Ну ребята же! – снова сказал я. – Вы ошиблись. Я не тот, за кого вы меня…
– Он убил хоть одного из этих дерьмоедов с полотенцами на башке?
– По его счету, он прикончил сорок одного араба, – ответил тот, которого звали Дэнни. – Еще он рассказывал, что стрелял по каким-то иракским грузовикам, разнес их в щепки.
Я сделал еще одну попытку:
– Вам нужен вовсе не я, парни. Вы, наверное, ищете…
– Я знаю, один чувак в Квинсе торгует такими хреновинами…
– Ври!
– Клянусь! По восемь тысяч баксов за штуку. Бандит слева кивнул:
– Можно поехать туда прямо сегодня, вот только сначала закончим с мистером Эндрю Уайетом.
– Меня зовут не Эндрю, а Билл. Билл Уайет!
– Он отлично рисует, этот чувак, прямо настоящий мастер, верно?
– Пожалуй. Особенно у него получаются типичные американские пейзажи: виды Мэна и все такое – скалистые берега, море и прочее…
– Не зря его считают великим американским художником.
– Наверное, можно и так сказать.
– Эй, Билли, а ты тоже – великий американец?
Бандиты и их бандитская мечта… Тем не менее эти парни, похоже, не питали зла ко мне лично, поэтому я промолчал. Лимузин свернул на Двадцать третью улицу, потом двинулся по Уэст-Сайдскому шоссе (там Дэнни выключил телевизор) и наконец добрался до южной оконечности Манхэттена. Обогнув Бэттери-парк, машина поехала вдоль восточного побережья острова на север, по магистрали ФДР . Здесь из-за сильного движения нам пришлось немного притормозить. Наконец, примерно на середине острова, лимузин свернул на Гарлем-ривер-драйв и снова поехал на юг через Уэст-Сайд.
– И долго еще нам кататься? – спросил Дэнни.
– Пока Г. Д. не позвонит.
– Мне нужно отлить.
– На углу Тридцать четвертой и Девятой улиц есть «Макдональдс».
Несколько минут спустя мы остановились, и мои конвоиры по очереди воспользовались туалетом.
– Ты?…
Я покачал головой – я был слишком напуган.
Затем мы объехали остров по периметру еще один раз. Время близилось к полуночи, Дэнни и его напарник откровенно скучали.
– Гребаный Г. Д.!
– Это наша работа. Он нанял нас, чтобы мы ее сделали.
– Л вас, парни, нельзя подкупить? – спросил я. – Если вы подвезете меня к банкомату, я помогу вам очистить мой счет. Потом мы расстанемся. Единственное, чего бы мне хотелось, это чтобы вы оставили мне кое-какую мелочь на пару стаканчиков виски.
Бандит слева рассмеялся:
– А ты ничего чувак!
Потом в машине зазвонил сотовый телефон, и оба моих сопровождающих заметно вздрогнули. На звонок ответил тот, что сидел слева.
– О'кей, – сказал он в трубку, слегка понизив голос. – Мы сейчас подъедем.
Лимузин свернул в район Западных Двадцатых улиц – совсем недалеко от того места, где я жил, – и остановился возле тротуара. Меня вытащили из салона и повели вверх по ступенькам старого фабричного здания. Дэнни и его напарник держались почти вплотную ко мне; они буквально толкали меня вперед, а один из них – я не видел кто – снова взял меня под руку. Сгоряча я подумал о бегстве, но сразу понял, что все попытки вырваться были напрасны.
Наконец меня подвели к черной металлической двери. На ней не было ни вывески, ни каких-либо надписей, по которым я мог догадаться, куда меня привезли.
– Ну вот, здесь мы с тобой прощаемся, – сказал Дэнни.
– Что вы имеете в виду? – удивился я.
– Таких, как мы, здесь недолюбливают. – Он посмотрел на меня почти весело. – Правда, мы не жалуемся.
Дверь отворилась. И из нее вышли четверо чернокожих парней в хороших костюмах, и Дэнни с приятелем сдали меня им, что называется, с рук на руки. Они тотчас втащили меня внутрь здания, дверь захлопнулась, и я услышал ритмичный рэп, который становился все громче по мере того, как меня почти бегом вели по длинному темному коридору, сооруженному из крашеной фанеры. По дороге нам попалось несколько юных чернокожих девушек, хихикавших у двери с надписью «Посторонним вход воспрещен», и я понял, что появление в этих стенах сорокалетнего белого мужчины является ненормальным, противоестественным, шокирующим, как если бы в коридоре вдруг оказалось стадо северных оленей.
Фанерный коридор был освещен тусклыми красными лампочками, и в нем витал запах марихуаны. Он заканчивался у лестничной площадки, где двое негров деловито, но без воодушевления, избивали третьего. Завидев нас, они обернулись в изумлении.
– Тихо! – пробормотал один из моих конвоиров.
– Он – коп?
Меня подтолкнули к лестнице. На следующей площадке я увидел толпу чернокожих подростков. Они во все глаза таращились на питбуля, который висел в воздухе на высоте трех футов, вцепившись зубами в толстую веревку с несколькими узлами.
– Эй! – сказал кто-то из моих тюремщиков. – Сколько уже?